Страсти по анатомии. История открытия и исследований слуховых косточек и мышц среднего уха

XV-XVI века в Европе недаром считают неспокойным временем. Всем известно, что смена мировоззрения нередко могла закончиться костром инквизиции, но пытливый ум ученых не остановит даже смертельная опасность. Риск и жажда правды, козни завистников и доносы клеветников, опасные эксперименты и роковые случайности… Если вы думаете, что всё это о каком‑то захватывающем приключенческом романе, то спешим разуверить: история открытия и исследований слуховых косточек и мышц среднего уха от нашего постоянного автора, врача сурдолога Лии Торопчиной таит в себе гораздо больше увлекательных сюжетных линий, чем вы могли себе представить!

Поводом к написанию статьи стало 511 лет со дня рождения Андреаса Везалия — отца современной анатомии. Отдавая дань уважения вкладу ученого в развитие медицины, предлагаем читателям проследить историю открытия и исследования слуховых косточек и мышц среднего уха.

В Париже Андреас Везалий (латинизировано от Andries van Wezel) учился у видного анатома и блестящего лектора Сильвия. Везалий любил и уважал Сильвия, однако изводил его неудобными вопросами и предпочитал во всем убедиться своими глазами. Он быстро понял недостатки преподавания анатомии, которая велась согласно средневековым канонам, то есть из вон рук плохо. Изучение анатомии предполагает практику на человеческом материале, однако с доступом к трупам умерших людей были большие сложности. Преподаватель анатомии с кафедры читал лекцию (а точнее, книгу известного анатома Мондино), его помощники, нанятые хирурги-­цирюльники, что‑то показывали на трупе. Вокруг валялись распотрошенные тушки кошек и собак, к ним доступ студентов ограничен не был. Тогда Везалий начал добывать трупы для самостоятельного изучения — не страшась молвы и сторожей, воровал кости из могил, покупал тела казненных у представителей церкви (клятвенно обещая потом захоронить), иногда похищал трупы — отправлялся ночью на кладбище, где оспаривал добычу у бездомных собак и с большими предосторожностями по частям доносил до дома. Изучение трупов на дому проводилось по ночам, в глубокой тайне. Имеются две иллюстрации на эту тему — одна благостная, вторая — вероятно более реально отражающая действительность (рис. 1).

Практические навыки Везалия в препарировании довольно скоро были отмечены профессорами и студентами. Уже на третьем демонстрационном занятии по анатомии ему доверили препарирование трупа повесившейся проститутки. Известность молодого студента росла изо дня в день, и вскоре он стал общепризнанным экспертом факультета по препарированию конечностей и мышц живота.

Несмотря на расхождение взглядов, Везалий высоко ценил Сильвия как ученого, и вынес из его лекций много полезного. Из Парижского университета Везалий вышел с хорошим багажом знаний.

В 1537 году, привлеченный возможностью получить больше свободы для анатомических исследований, Везалий отправляется в Венецианскую республику. Медицинский факультет Падуанского университета считался самой знаменитой медицинской школой Европы. Там Везалий получает ученую степень доктора медицины с высшим отличием и назначается профессором хирургии (в возрасте 23 лет!) с обязательством преподавать анатомию. Начинается самый плодотворный период его деятельности. Везалий регулярно проводит общественные вскрытия, предлагает всем своими глазами убедиться в том или ином анатомическом факте и читает зажигательные лекции. В 1538 году Везалий публикует анатомические таблицы — шесть листов рисунков, которые спустя некоторое время широко разошлись в пиратских копиях.

Еще будучи студентом, Везалий заметил, что анатомические труды классика античной медицины Галена изобилуют неточностями. В библиотеке Падуанского университета Везалий тщательно изучает его труды и с удивлением обнаруживает, что Гален и не скрывал, что вынужден был вскрывать трупы свиней и берберийских обезьян, а увиденное переносить на анатомию человека. В Древнем Риме вскрывать трупы людей было запрещено из уважения к человеческому телу. Гален прекрасно описал кости человека (они были относительно доступны) и большинство мышц человеческого тела, так как работал врачом гладиаторов. Внутренние органы человека он мог видеть гораздо реже, лишь при лечении обширных ранений.

Везалий решает систематизировать накопленные знания и написать свой труд по анатомии человека. Работа над книгой заняла у него четыре года.

Везалий всегда с большим уважением относился к Галену, переводил его книги и даже издавал их. О находке неточностей в трудах Галена ученый сообщил коллегам по факультету, но понимания не нашел. Одним из наиболее активных противников Везалия оказался его друг, ученик и заместитель по кафедре.

После выхода в свет великого труда Везалия разразилась давно назревавшая буря. Ярый галенист Сильвий, не скрывая возмущения, пишет открытое письмо Карлу V, в котором называет Везалия «гордецом, клеветником, неучем, святотатцем, чудовищем невежества, неблагодарности, наглости, чумное дыхание которого заражает Европу» и просит «жестоко побить и вообще обуздать».

Сильвий и его ученики выступили против Везалия единым фронтом. Однако Сильвий не ограничился оскорблениями — он написал резкий памфлет «Опровержение клеветы некоего безумца на анатомические работы Гиппократа и Галена, составленные Яковом Сильвием, королевским толкователем по медицинским вопросам в Париже» (1555). В нем он высмеивает своего бывшего ученика и друга, называя его не Vesalius, а Vesanius, что на латинском языке означает «безумный», и отрекается от него.

Сдержанное и твердое письмо Везалия Сильвию сохранилось в архиве. «Мне не от чего отрекаться, — писал он. — Я не научился лгать. Никто больше меня не ценит все то хорошее, что имеется у Галена, но, когда он ошибается, я поправляю его. Я требую встречи с Сильвием у трупа, тогда он сможет убедиться, на чьей стороне правда».

Памфлет Сильвия сыграл роковую роль в жизни Везалия. Этот проникнутый злобной и ревнивой завистью документ объединил врагов Везалия и создал вокруг его непорочного имени атмосферу общественного презрения среди консервативного лагеря тогдашних ученых медиков. Везалия обвиняли в непочтительном отношении к учениям Гиппократа и Галена, которые, хотя и не были канонизированы всемогущей тогда католической церковью, но суждения их и особенно авторитет были почему‑то приняты как непререкаемые истины Священного писания, и возражать против них было равносильно неприятию последнего. Кроме того, Везалий был учеником Сильвия, и тот вроде как имел моральное право по-отечески его критиковать. Однако Сильвий не бескорыстно отстаивал авторитет Галена. Везалий уничтожал и его самого, так как знания Сильвия покоились на тщательно изученных и передаваемых ученикам текстах классиков медицины.

Памфлет Сильвия нанес смертельную рану Везалию, от которой он уже не оправился, и привлек внимание инквизиции. Доведенный до отчаяния, ученый сжег все свои рукописи и материалы, собранные для дальнейших публикаций

В 1555 году Карл V отрекся от престола в пользу сына и ушел в монастырь, пожаловав Везалию в благодарность за верную службу пожизненную пенсию и аристократический титул графа-­палатина. Везалий перешел на службу к его сыну Филиппу II, который, хотя и относился к Везалию прохладно и при лечении полагался только на движение планет, отставки ему не дал. В 1559 году Филипп II со своим двором переехал из Брюсселя в Мадрид, и Везалий с семьей вынужден был последовать за ним.

В Испании светские и церковные недруги не оставляли Везалия в покое. Жизнь его стала совершенно невыносимой, дело запахло костром. Последней каплей, переполнившей чашу терпения инквизиции, стало утверждение учёного о равном количестве рёбер у мужчины и женщины.

Тогда Филипп II рекомендовал Везалию разрядить обстановку — не раздражать окружающих своим присутствием, а совершить принудительное паломничество в Палестину ко Гробу Господню. Версия о том, что Везалий якобы вскрыл человека, находившегося в летаргии, при тщательном изучении документов не подтвердилась. На обратном пути, словно предчувствуя что‑то, Везалий ненадолго останавливается в Венеции. Сенат Венеции предложил ему вновь вернуться к занятиям наукой, заняв ставшую уже родной падуанскую кафедру.

Но этим надеждам сбыться было не суждено. Возвращаясь обратно из этого опасного и трудного по тому времени путешествия, при входе в Коринфский пролив корабль Везалия потерпел крушение, и отец современной анатомии был выброшен на небольшой пустынный остров Закинф в Ионическом море, где умер от голода и тяжких страданий 2 октября 1562 года 50‑ти лет от роду.

В 1563 году выдающийся итальянский врач и анатом, современник Везалия, лейб-медик Папского Престола Бартоломео Евстахий опубликовал в Венеции иллюстрированное анатомическое сочинение — книгу «Opuscula anatomica» («Анатомические опусы»). Она включала восемь гравированных полностраничных иллюстраций на медных пластинах, вероятно, нарисованных Евстахием или его учеником Пьером Маттео Пини, и выгравированных Джулио де Муси, и состояла из восьми трактатов (глав). В одном из них, датированным октябрем 1562 года, «Epistola de auditus organis» («Письмо об органе слуха») [1], было впервые дано детальное описание анатомии слуховой трубы и обеих мышц среднего уха.

Письмо на 18 страницах, без иллюстраций, было адресовано миланскому епископу Франциско Альсиато. Печатные сборники писем от врачей были популярным жанром в XVI столетии. Письмо, как правило, представляло собой письменный диагноз и рекомендации по лечению, но в нем могли затрагиваться самые разные темы. Письмо начинается с выражений почтения и благодарений за покровительство. Далее Евстахий описывает мышцу, «которую еще никто не нашел» и предлагает епископу подробный план вскрытия черепа, если он сам захочет посмотреть на нее.

Далее Евстахий пишет, что знал о существовании этой косточки еще до того, как о ней заговорили, и не обязан ссылаться на работы других анатомов, так как сам ее обнаружил без посторонней помощи.

Dispenza F. и соавт.[2], изучив историю вопроса, пришли к заключению, что между 1546 и 1564 годами Jimeno, Collado, Valverde, Colombo, Lusitanus, Paré, Falloppio, Eustachio и Vesalius описали эту косточку в своих соответствующих публикациях, а Инграссия — только в своей посмертной книге 1603 года.

Анализ публикаций, по данным авторов, показывает, что Инграссия мог быть первым, кто обнаружил и упомянул стремя в публичных лекциях в 1546 году, но испанский врач и анатом из Валенсии профессор Педро Джимено (Pedro Jimeno) был первым, кто описал стремя в 1549 году в книге «Dialogus de re medica» (но без иллюстраций).

Такие интересные исторические сведения дают представление о достаточно высоком уровне развития и преподавания анатомии в Италии в эту эпоху, и без помощи микроскопа вряд ли можно было бы получить больше знаний.
Евстахий как врач и анатом по своему научному весу и положению был на одном уровне с Везалием — оба профессора, оба лейб-медики. Однако он предпочел нападать на Везалия и подвергать его труды злой критике под видом защиты Галена, хотя, конечно, не мог не понимать, что не все описано Галеном и не все описано правильно.

То, что книга принесла Везалию материальное благополучие, вероятно, сильно задело и уязвило самолюбие Евстахия. Девять лет он открыто критикует сочинение Везалия, после чего решает объединиться с художником Пьером Маттео Пини. Вместе они создают великолепные гравюры, из которых складывается труд «Анатомические таблицы». Однако при жизни Евстахия были опубликованы только восемь гравюр, а остальные из 47 сделанных остались неизвестны широкой публике до 1714 года. Считается, что Евстахий запретил публиковать все таблицы, так как испугался повторения судьбы Везалия, гнева Папского Престола, «привлечения к ответственности» и отлучения от церкви. Умер Евстахий в 1574 году в своей постели, так и не победив свой страх, а его таблицы пылились на полке библиотеки Ватикана еще 152 года. Благодаря врачу Джованни Мария Ланциси и при содействии Папы Римского Климента XI анатомические таблицы были опубликованы и стали бестселлером, наконец‑то прославив автора через 152 года после проделанной работы.

Боялся гонений не только Евстахий, можно заметить, что многие видные ученые того времени не печатали свои трактаты при жизни. Многие труды пропали, оставшись неопубликованными, другие печатались несколькими экземплярами и хранились в тайне.

Время расставило все по своим местам. Много позже Альберт Эйнштейн сказал: «Любой интеллигентный дурак способен раздувать, усложнять и обострять. Чтобы делать противоположное, требуется хоть немного гениальности и — большое мужество…». Весьма интересным представляется факт того, что после смерти Сильвия на дверях церкви, где его отпевали, появилась следующая стихотворная эпитафия: «Сильвий покоится здесь. Ничего он не делал задаром. Мертвый жалеет, что здесь даром читают о нем».